Мюзикл «Джекилл и Хайд» в театре Музыкальной комедии получился удивительным театральным парадоксом: великолепный результат при довольно слабой режиссуре. Однако, как ни странно, именно пробелы в работе режиссёра позволяют артистам создавать максимально отличающиеся друг от друга трактовки образов, использовать разную мотивацию, опираться на собственную природу и искать различную опору в тех или иных сценах. А поскольку вся актёрская команда «Джекилла и Хайда» отличается не только высоким профессионализмом, как вокальным, так и драматическим, но и редкой способностью самостоятельно прорабатывать роли, ни один спектакль в принципе не может быть похож на другой. Конечно, наибольшие отличия трактовок заметны у разных исполнителей одной роли, но даже если вы посмотрите, например, три спектакля с тремя разными Джекиллами, не надейтесь, что диапазон впечатлений для вас будет исчерпан. Потому что даже один и тот же артист не сумеет сыграть роль одинаково – в первую очередь благодаря партнёрам. И сколько возможно комбинаций – столько абсолютно разных спектаклей вам грозит. 

Свои фото-впечатления от «Джекилла и Хайда» я разбила на несколько частей – по одной на каждого заглавного исполнителя. Первая часть – имени Кирилла Гордеева: пылкого, нервного, одержимого работой молодого учёного Генри Джекилла, а также страстного, страшного, саркастичного маньяка Эдварда Хайда. 

Его Джекилл молод, увлечён, идеалистичен – он рвётся в герои (закономерно раздражая своё более приземлённое окружение). Он горяч – что вполне объясняет его последующую ошибку в исследовании. Его одержимость сродни душевной болезни – и потому появление Хайда у Гордеева подготовлено: это не некое абстрактное зло, вырвавшееся на свободу, это и есть Генри Джекилл – его желания, страхи и страсти. Неразделимость Джекилла и Хайда – вот что можно назвать главным в образе, который строит Кирилл. Его Хайд обладает тем же азартом и иронией, что и молодой доктор, а Джекилл после обратного преображения смотрит вокруг тем же лихорадочно-маньячным взглядом. Именно в его исполнении мысль о том, что Джекиллу жаль покончить с Хайдом, звучит у Генри с пугающей искренностью. Игра Гордеева настолько психологична, что по-настоящему затягивает и гипнотизирует, погружая в омуты чужой души. 

Однако помимо главного героя в образной палитре мюзикла ещё немало жемчужин. Невеста Джекилла Эмма в исполнении Веры Свешниковой не только утончённо красива – её героиня сильная, верная девушка, пожалуй, не менее – а то и более – идеалистичная, чем сам Генри. Есть в ней и лёгкая нотка избалованности – в особенности заметная в эпизодах, где она дерзит леди Бэконсфилд и немного капризно требует внимания жениха. Эта Эмма искренне считает, что знает жизнь – но лишь к финалу, через одиночество, разочарование и боль взрослеет по-настоящему. 

Люси Натальи Диевской – настоящая королева спектакля. В ней сочетаются как смелая уверенность роскошной женщины – все мужчины по умолчанию у её ног, так и ошеломляющая робость взгляда и жестов, когда она впервые сталкивается с новым к себе отношением. Пробуждающаяся любовь преображает её до неузнаваемости, меняя словно не только в душе, но и внешне – настолько невинным становится облик Люси за счёт одного только взгляда. Наташа просто богиня контрастов – одновременно воплощённый соблазн и почти девичья наивность и нежность. 

Джон Аттерсон Александра Суханова – не только лучший друг, но и немного наставник, в чьих речах порой явственно проглядывает покровительственный тон (а то и желание надрать уши молодому подопечному). Глядя на этого героя поневоле пытаешься достроить его биографию по тем деталям, которые со вкусом расставляет в своей игре Суханов. Его Аттерсон определённо старше Джекилла, явно хорошо знал его отца (и, возможно, в чём-то проецирует его образ на Генри), в силу возраста и профессии привык быть рядом, поддерживать и сдерживать более горячий нрав друга. Несмотря ни на что он доверяет таланту Джекилла и, даже искренне волнуясь за него, продолжает поддерживать и верить в его успех. Столкнувшись впервые со страшными последствиями эксперимента, Аттерсон не впадает в панику, а старается помочь. Отдельное удовольствие – наблюдать работу Суханова в ансамбле: меткие оценки сплетничающей знати на помолвке Джекилла и Эммы и похоронах епископа, честная, но тщетная попытка игнорировать флиртующую Нэлли; говорящий взгляд на Генри пред свадьбой,  словно спрашивающий, удалось ли тому побороть Хайда – даже малюсенький эпизод Саша способен превратить в шедевр. 

Ещё один герой, о котором хочется сказать отдельно – Саймон Страйд в исполнении Игоря Кроля. Несмотря на скромные возможности небольшой роли Игорю удалось создать очень объёмный, насыщенный оттенками образ, абсолютно свой, непохожий на других, в том числе «оригинальных» исполнителей. Этот Страйд молод, благовоспитан, надёжен – свои секретарские обязанности он выполняет размеренно, со вкусом и осознанием их важности. Он отнюдь не самодоволен или тщеславен, но при этом с лёгкостью подстраивается к тем, кто ему полезен, будь то сдержанный сэр Дэнверс или острые на язык члены попечительского совета. В его стати есть что-то от молодого Майкла Монта из «Саги о Форсайтах» Голсуорси. Саймон искренне и глубоко любит Эмму, хотя неприязнь к Джекиллу при этом не исчерпывается обычной ревностью – в его поведении сквозит и некий оттенок превосходства по отношению к доктору-сумасброду, словно Саймон считает его недостойным как Эммы, так и в целом высшего общества. Тем не менее Страйду Кроля не откажешь в благородстве: он первым без раздумий бросается Эмме на помощь, пытаясь защитить её от Хайда.

Чрезвычайно сложно в одном отзыве перечислить все блестящие актёрские работы: колоритны члены совета попечителей, сдержан, взвешен и преувеличенно заботлив сэр Дэнверс Андрея Матвеева, обаятельно-цинична и обольстительна Нэлли Марии Решавской. 

Словом, «Джекилл и Хайд» непременно доставит зрителям удовольствие: потрясающей музыкой, изумительными голосами, сильнейшей актёрской игрой. Но несомненной вишенкой на торте станет возможность постоянно сравнивать, анализировать и открывать в «странной истории доктора Джекилла и мистера Хайда» новые и новые грани. Пожалуй, вполне символично, что место заставки на супере наконец-то занял мозг.